Человек – это животное,

запутавшееся в паутине значений,

которую он сам же и соткал.

Клиффорд Гирц

Миф вернулся в новом облачении и с новыми возможностями – этот тезис в конце прошлого столетия повторяли философы, культурологи, антропологи, психологи и журналисты. Однако, по большому счету, миф никуда не уходил. На протяжении тысячелетий он менял облик, но оставался одной из важнейших форм культуры. Формирование постиндустриального, а затем информационного общества, инициированное развитием науки и появлением новых способов обработки и тиражирования информации, отнюдь не привело к тотальной рационализации культурной и социальной жизни. Новый век воспроизводит прежнюю «сеть» мифологий и создает новые, которые, как и в архаических обществах, поддерживают воспроизводство социального порядка и определяют самопонимание человека. Миф оказывается не «недоразвитой» формой культуры и преодоленным этапом в развитии человечества, он постоянно присутствует в культуре, будучи одним из ее оснований – первичной формой «конструирования» собственно человеческой реальности и устойчивым элементом социальной коммуникации. Сегодня мифологические компоненты обнаруживаются в искусстве и религии, политике и науке (паранаучные и квазинаучные формы), в пространстве массмедиа, а «логика» мифа определяет мышление и действия человека независимо от того, осознается это им или нет.

Миф и мифологическое были предметами осмысления и переосмысления на протяжении всей истории философии. Однако в 60–70-е гг. XX в. интерес к этому сюжету обострился в связи с теми трансформациями, которые произошли в массовом обществе. Мифотворчество стало частью манипулятивных технологий в политике, культуре, массмедиа, рекламе. Во многом следствием этого обстоятельства стало то, что исследования мифа теперь по большей части носят прикладной характер. Последний этап исследований, начавшийся примерно во второй половине 90-х гг. XX в., связан с распространением интернета, породившим новый тип мифотворческих практик.

В научной и философской литературе по проблемам мифа и мифологического обнаруживается путаница, связанная с противопоставлением архаического мифа как мифа естественного современному мифу как конструируемому, а еще уже – политическому [Стрельник 2017]. Однако разумно предположить, что и в архаической мифологии имелись конструируемые моменты, а современная мифология в части своей есть результат «естественного», спонтанного мифотворчества. Иными словами, и тогда, и сейчас в мифе выражает себя единый тип сознания, а различия касаются времени и конкретного механизма возникновения мифологического сообщения. По сути, миф – это универсальный элемент социальной коммуникации, а мифотворчество (конструирование мифологического сообщения или системы сообщений) – один из ее основных типов.

В этой статье мы анализируем, как конструируется миф в условиях массовой коммуникации и какую роль в этом играют массмедиа. Единой базой такого анализа может стать семиологическая парадигма Р. Барта [Барт 2000; Барт 2003]. Барт определяет миф как вторичную семиологическую систему, которая формируется путем «деформации» естественного языка. Главное в мифологическом сообщении его форма, а не содержание. Задача мифа – маскировка социального, исторического, т.е. преходящего и случайного, под природное – вечное и неизбежное. Миф превращает историю в природу, существующий социальный порядок – в естественный и неизбежный. И хотя миф ничего не объясняет, его констатирующие формулировки создают видимость объяснения. Кроме того, «…миф есть слово, в котором интенция… гораздо важнее буквального смысла… и в то же время интенция здесь как бы застывает, очищается, возводится к вечности, делается отсутствующей благодаря буквальному смыслу…» [Барт 2000, 249].

Механизм конструирования мифа Барт называет деформацией: как знаковая система миф образуется на основе первичной системы естественного языка. При этом то, что в исходной системе представляло собой насыщенный смыслами знак, в мифе становится означающим, т.е. пустой формой. Означаемое в мифе Барт называет понятием, однако в таком «…понятии заключается лишь смутное знание, образуемое из неопределенно-рыхлых ассоциаций… оно представляет собой отнюдь не абстрактную чистую сущность, но бесформенный, туманно-зыбкий сгусток, единый и связанный лишь в силу своей функции» [Барт 2000, 244]. Таким образом, можно говорить, что означаемым в мифе, или мифологическим «понятием», выступают некоторые неясные представления и идеи, несущие значительный эмоциональный заряд.

Итогом ассоциации означаемого и означающего в мифе становится новый знак, который Барт называет значением, хотя скорее здесь следует говорить о символе. Форма мифа, т.е. означающее, в ассоциации с эмоционально насыщенными, значимыми переживаниями создает символ – знак с бесконечным числом значений. При превращении знака исходной знаковой системы в означающее в мифе из него удаляется все случайное, а отношение мифического означаемого к означающему и оказывается отношением деформации и отчуждения.

Слабое место концепции Барта – отождествление всех вообще коннотативных систем с мифом, который трактуется французским философом чрезвычайно широко, совпадая с любыми смысловыми деформациями естественного языка. Миф у Барта тотален и неизбежен, а вся современная культура мифологична. Однако, превращая миф в тотальность, французский философ тем самым растворяет собственно миф в других культурных формах и в результате утрачивает предмет теоретизирования. Предрасположенность к мифу, к коннотативной деформации заложена в самом языке, в его выразительности и образности. Невозможность выражаться «безобразно» задает ситуацию несовпадения означаемого с означающим. Только язык с нулевой степенью образности мог бы противостоять мифу. На наш взгляд, развивая этот тезис, Барт допускает ошибку в аргументации: образность не следует приравнивать к мифологичности, так же как любое образное мышление к мифологическому – минимальная степень образности сопровождает даже строгий научный дискурс. Отграничить мифологические сообщения от любых других, возникающих путем коннотативного «сдвига», возможно, анализируя тот тип сознания, который выражает себя в мифе. Мифологическое мышление, современное или архаическое, по природе своей – мышление бессознательно-образное, а его продукты, выражающие не существующее, но желаемое, переживаются как абсолютно реальные. Механизм их воздействия основан на способности вызывать эмоционально окрашенные ассоциации, формировать восприятие и подталкивать к определенным действиям. При этом носителем мифологического сообщения могут стать не только слова естественного языка, но и другие знаковые системы: фотография, кино, реклама, телевизионный сюжет, мем и т.п., которые обладают еще большей выразительностью и образностью.

В современности, в отличие от архаики, миф – откровенно вторичный, хотя и исключительно важный продукт культурных коммуникаций. Как правило, он является подчиненным элементом книги, фильма, телерепортажа, фотографии, сообщений в массмедиа и проч. Миф способен «встраиваться» в коммуникативные практики, казалось бы, совершенно не связанные с мифотворчеством и даже противостоящие ему (примером чего может быть квазинаука) [Наука и квазинаука 2008]. Такая способность связана с тем, что одно означаемое в мифе может иметь множество означающих. Послание, заключенное в мифологическом сообщении, адресовано всем сразу и никому в отдельности, поэтому, несмотря на свою вторичность, современный миф тотален, пронизывает все пространство массовых коммуникаций.

Мифологическое сообщение выступает не столько средством общения или сообщения, т.е. трансляции информации, сколько инструментом влияния. Главная его цель – мотивировать, а не информировать, и обращено оно напрямую к эмоциям и бессознательному. Поэтому современными участниками такой коммуникации выступают массовые субъекты, а ее инструментами – массмедиа.

Тезис о том, что СМИ принадлежит особая, если не ключевая роль в современном мифотворчестве, стал общим местом. Тем не менее это автоматически не решает вопроса, что именно делает их таким эффективным инструментом конструирования мифологических сообщений. Попробуем разобраться в этом вопросе.

Массмедиа – это все общественные учреждения, которые используют технические средства для распространения общедоступных сообщений. К ним относятся книги, газеты, журналы, радио, телевидение, социальные сети, новостные агрегаторы, интернет-каналы, а также средства фото и электронного копирования. Основная функция массмедиа – отображение некоторого фрагмента социальной действительности и предоставление человеку возможности «овладеть» им. СМИ создают своего рода «сцену», на которой разворачивается действо, обозначающее реальность. В некотором смысле реальным для современного человека оказывается то, что предлагают массмедиа. Они формируют мир значений и посредством повторяющихся сообщений вовлекают людей в общее символическое пространство, а оно в свою очередь формирует восприятие, установки и в конечном итоге действия людей. В самом деле, ни у кого нет возможности лично участвовать во всех событиях в разных уголках света. И все же мы знаем о них из СМИ, причем практически в режиме реального времени. Плюс, вследствие многократного повторения, и картинка, которую предлагают массмедиа, и текст, который ее сопровождает, воспринимаются как сама реальность. Отсутствие у потребителя медийного контента дистанции по отношению к предлагаемому ему образу открывает возможность превращения «истории» в «природу», т.е. возможность конструирования мифологического сообщения.

СМИ фактически существуют в двух реальностях. Одна – это реальность их повседневного функционирования, их собственных ежедневных операций по распространению сообщений. Эта реальность известна профессионалам в сфере медиа и скрыта от аудитории, для которой работают СМИ. Вторая реальность – та, которую они конструируют и которую «видит» потребитель. Чем сложнее и дифференцированнее система массмедиа, тем больше у нее возможностей создания «реальности», далекой от мира, как он есть сам по себе, «трансцендентальной иллюзии», как назвал ее Н. Луман [Луман 2005, 13].

Несмотря на то, что у СМИ нет функции познания реальности, они создают некое фоновое знание, из которого можно исходить в любой коммуникации. «Хотя значение истинности или, по крайней мере, ожидание истинности новостей и комментариев являются обязательными, – констатирует Луман, – массмедиа руководствуются не кодом истинное/ложное, но – даже в своих когнитивных программных областях – подчиняются коду информация/неинформация. В отличие от научной, массмедийная информация не подвергается такой рефлексии, при которой… неистинное должно быть исключено еще до того, как утверждается истина» [Там же, 62]. Луман называет фоновое знание, создаваемое СМИ, «памятью общества». Эта «память» – заведомо известные предположения о реальности, которые не нужно специально вводить в коммуникацию и обосновывать в ней.

Массмедиа не только порождают определенные информационно-смысловые потоки, но и управляют ими. Возможность управления возникает вследствие селективности тем СМИ. Нет таких фактов, которые нельзя было бы отобразить в СМИ, однако освещается только избранный набор сюжетов, которые становятся темами повестки дня и существуют независимо от того, подтверждает их существование внешний мир или нет. СМИ маркируют реальность, фактически создавая то, что будет считаться интересным, а затем и истинным. Массмедиа не навязывают напрямую, что думать, но подбор новостей оказывает влияние на то, о чем будет думать аудитория. Важным начинают считать то, что как важное преподносят СМИ, а публичная повторяемость, обсуждение и воспроизведение в различных контекстах тех или иных сюжетов открывают возможность влияния на работу какого-то конкретного учреждения или социального института. Возможность такого «обратного» влияния сконструированной реальности на саму социальную реальность – сущностная характеристика СМИ.

Повседневное функционирование массмедиа создает символическую, пронизанную мифологемами среду, которая если даже не формирует современного человека, то, как минимум, воздействует на него. И так же, как древний миф актуализировал пережитое, сконструированные средствами СМИ сообщения апеллируют к массовым надеждам, опасениям и страхам. Это воздействие ускользает от внимания именно в силу его обыденности и повсеместного присутствия массмедиа, а информация, которую создают и транслируют последние, признается информацией о реальности даже несмотря на то, что действующий в них «механизм селективности» тем и сюжетов выявлен, проанализирован и ни для кого не является секретом. Массмедиа обладают способностью конструировать символическую реальность, у которой может не быть оснований в окружающей действительности, но которая из-за многократного повторения образов и значений воспринимается как гиперреальная – еще более реальная, чем объективный мир. Одним словом, может ли идти речь об «изживании» мифа в ситуации, когда действует принцип: если действительность не соответствует тому, о чем сообщают СМИ, то в этом вина не СМИ, а действительности?