Рецензируемая книга по тематике относится к социологическим исследованиям дискурса, практикуемым в социологии с семидесятых годов прошлого столетия. Она представляется значимой для понимания и обсуждения фундаментальных проблем российской теоретической социологии. Естественна озабоченность – исходная точка автора – ситуацией в социальных науках страны, их отставанием с проникновением в сущность происходящих в мире и нашем обществе процессов. В книге Катерного (и защищенной в мае т.г. в МГИМО-университете докторской диссертации) научной общественности предъявлен анализ дискурса постгуманизма – дискурса в среде ученых многих специализаций, выступавших по данной проблематике, прежде всего социологов, социальных философов и тех, кого на Западе в последние десятилетия маркируют как <em>social</em><em> </em><em>scientists</em>. К сути «посттеоретизирования» нового в социальной реальности мы вернемся ниже, сейчас же отметим, что выбор Катерным анализа именно дискурса оказался оправданным. Изучен корпус социально-научных и социологических текстов по проблемам, объединенным понятием «постгуманизм». Объем выбранных текстов, анализ активных дебатов – в первую очередь на Западе – помогает, в частности, понимать грани надуманного мира, в котором живет там часть политиков и пропагандистов. Не обойдены вниманием выступления по теме исследования отечественных ученых и общественных деятелей последних пятидесяти лет.

Обозначим сразу: анализируется не гуманизм из курса истории средних веков, а смена представлений об обществе и человеке в нем, о человеке как таковом в социологии. В дискурсе постгуманизма последних десятилетий поднимались вопросы человека, общества и наук об обществе и человеке; за этим угадываются пока неопределенные очертания теоретического прочтения новой, создаваемой самим человеком реальности, в которой предстоит жить. Постгуманизм – часть фундаментальных перемен, которые интересуют социологию. Тема книги – не периферия современной социологии, а сердцевина ее самой и её теории. Постгуманизация актуализирует постановку вопросов как о природе человеческого в человеческом, так и о человеческом в социальном, - пишет И.В. Катерный (с. 38).

Триста с лишком страниц текста читаются трудно: приходится обращаться к словарям, справочникам, энциклопедиям (хотя автор тщательно поясняет терминологический аппарат), разбираясь с агентивами, апоптозом, лимбами, гилозоизмами, лиминальностью, палимпсестами, юбикомпами и пр. Насыщенность текста книги специальными терминами оправдано; оно отражает нарождающуюся или нарочито конструируемую участниками анализируемого Катерным дискурса реальность и вводимые при этом ее обозначения (симулякры).

Краткое содержание книги таково. Первая глава с оправданной тревогой описывает угрозы и вызовы, брошенные человеку и человеческому обществу (на планете Земля) тем, что представляет собой «постгуманизм». Следующая глава показывает комплекс социальных проблем, требующих в современных условиях новых подходов (прочтений) к, казалось бы, устоявшимся основам социальной реальности и ее оценкам социологами. Третья глава подробно знакомит с обстоятельствами возникновения, развертывания и этапами дискурса «постгуманизма». Заключает книгу глава об экологической этике постгуманизма, подводящая к итоговым выводам. Об «упущениях» при таком построении книги скажу ниже. Нацеленность книги лучше всего отражает понятие «вызовы», акцентирующее тональность исследования проблемы. Три основных вызова это вызовы человеку, обществу и самой социологии.

<strong>Вызовы человеку – </strong>призывают ученых уже сейчас искать подходы к решениям комплекса жизненно важных для человечества проблем. Глубину и фундаментальность начавшихся перемен характеризуют, в частности, мысли участников дискурса (отмечаемые Катерным) о том, что онтология человеческого делается онтологией постчеловеческой; а исторической эре <em>Homo</em><em> </em><em>Sapiens</em> приходит конец.

Движителями перемен в социальной реальности и социальном теоретизировании Катерный видит, в частности, дигитализацию и робототехнику – факторы становления постчеловеческой онтологии (с. 99–105). Перечислим некоторые грани показанного в рецензируемой книге дискурса этих проблем. Робототехника, создавая смешанную реальность (начиная с <em>non</em><em>-</em><em>human</em><em> </em><em>actors</em> Б. Латура), ставит вопрос о сути сосуществования в едином обществе людей с андроидами и т.п. примерно так: человек с цифрой или цифра с человеком определят пути человечества. В состоянии фундаментальных подвижек находятся формы, нормы общества и представления о нем, сама структура от исходных ячеек до макрообразований, ролевые функции (к примеру, людей, мужчин и женщин, технических объектов) и т.д. Попутно отмечу практическое отсутствие в рассматриваемой книге «сетевой» тематики.

С телом человека происходит прежде невообразимое (см. раздел «Висцеральная трансмобильность: личность и тело как поле реализации морфологической свободы», с. 83–99). 14 млрд «умных объектов» действуют рядом с людьми; незамечаемые пока «простым человеком» цифровые объекты (роботы) становятся цифровыми субъектами. Гуманоиды «прописались» в кинематографии, телевидении, в медиа. Подвижки в социальной реальности затронули ядро понимания людей как мужчин и женщин, их жизни и смерти, мобильностей, социальной стратификации, форм нормы и норм формы – смена пола, тела, внешности и личности, вплоть до «коммуникаций» с миром мертвых (с. 100). Широко обсуждается чипизация и сопровождающая её массовая манипуляция людьми.

Приоритет и, я бы сказал, суверенитет человека оказались под ударом «цифры» в обличии больших данных. Цифровая грань постгуманизации проявляется в том, что общество и окружающий мир перестают концептуализироваться как система «материальных» событий и процессов, становясь прогнозируемым и программируемым посредством алгоритмов. Постгуманизация (в определенном смысле это и дегуманизция) сводит познание мира и принятие решений к программному построению корреляционных моделей в ущерб традиционным каузальным (с. 33). Образцы поведения и мышления отдельного человека, социальных масс преобразуются в совокупность их цифровых меток, взаимодействий и связей с контентом в Интернете. Правомерен вопрос: не спрятаны ли за часто используемыми возвратными глаголами – «концептуализируются», «становясь», «сводятся» и т.п. – конкретные (неизвестные «массе» людей) лица, планирующие и реализующие установки, реализующие свои задачи, планы и т.п.? Кибервласть, основанная на сборе данных, делает общество и жизнь людей доступными невидимому институциональному мониторингуу, надзору и контролю. Остается имплантировать людям наушники плюс подобие смартфона – и все всегда будут «на связи».

Революционный характер соединения реальности с реальностью дополненной и виртуальной разворачивается посредством больших данных, идущих на смену данным аналоговой эпохи. Тотальная¹ датификация переводит явления и процессы в количественную форму выражения. Массовым сознанием пока этот факт не осознан. Между тем, 10 лайков позволяют машине узнать каждого пользователя компьютера на уровне коллеги, 70 лайков – на уровне приятеля, 150 лайков – как члена семьи, 300 лайков – как близкого партнёра. Персональный компьютер знает хозяина лучше, чем сам хозяин знает себя. Исследования больших данных позволяют знать внутренний мир людей лучше, чем они сами знают себя (с. 34). Это и есть качественно новая ступень истории человечества нашей планеты.

<strong>Вызовы обществу</strong>. Метаморфоза привычного всем социального мира говорит не об его уничтожении, а о разрушении определенной точки зрения на этот мир (У. Бек). Книга о постгуманизме показала смену современных концепций общества, приближающую реальность к тому, что недавно считалось научной фантастикой. Видимо, человечеству пора предметно думать о вещах, которые означают пришествие общества, названное советским литератором Д. Граниным «неизбежностью странного мира», применима к происходящему и формула «этот безумный, безумный мир».

Анализ дискурса постгуманизма показывает, что нас ждет смена институтов, ценностей и норм социальных практик. «Общество 5.0» будет «супер-умным», основанным на интеграции физического и киберпространства, роботизации и искусственного интеллекта. Перемены в стратификации, дифференциации, статусных позициях, поляризации, репродуктивном поведении, миграциях и т.д. изменят границы между Я и средой, индивидом и обществом, индивидом и природой, между системой и окружением, субъектом и субстанцией сущего. Приручение, дрессировка («социализация») роботов, развитие их эмоциональных, когнитивных, моральных и биологических способностей, легализация их правового статуса – часть этих перемен.

Обостряется вопрос о новом нормативном морфотаксисе (с. 49): «что такое хорошо и что такое плохо». Регулировать ли смену пола, платить ли за эвтаназию и сколько, совместимы ли убийства людей с гуманным отношением к животным, и т.д. Уже становятся прикладными проблемы обновления социальных движений, конкретных институтов, практик. Массовой, всеобщей автору книги видится «лиминальность» (с. 127–153) – одна из терминологических новаций, отражающая неопределенность, подвижность всего сущего, размытость и неопределенность границ, переходность всех состояний. Убедительно аргументирован вывод, что постгуманизм трансформирует поле интерсубъективности (в феноменологическом смысле) и поле признания (в нормативном смысле), которые составляют структуру социальности. Смешанная – уточняет Катерный – пока социальная реальность находится на начальном этапе становления; но парадоксов хватает. В сумме это и есть развернувшееся в последние годы становление новой социальной реальности, социальности – технологического, биологического, социального порядка. Перемены кажутся неудержимыми, темп их нарастает.

<strong>Вызовы для социологии</strong> фундаментальны. Что содержательно означает такой этап развития нашей науки? Антропоцентризм перестает быть центральным понятием новой социальности; сложившаяся социология становится «пост». Подвижки в обществе отражаются в базовых понятиях и практиках теоретической социологии; она не может изучать разные социальности, ибо метапонятие «социальность» определяет и название нашей науки, и единство ее предмета, вообще – критерии научности. В каком же положении находится современная теоретическая социология – через призму анализа дискурса «постгуманизма»?

Постгуманизм лишь название, ярлык; факты говорят о сути перемен в науке о социальном. «Плоская онтология», как стирание онтологических границ между человеческим и не-человеческим мирами с точки зрении вовлеченности в социальные процессы (с. 27-31), ставит вопрос: где корни социологии? Далеко не в координатах только модерна (нового времени, - мнение, довольно широко распространенное в серде социологов). Тогда понятнее, почему в ходе развития современной теоретической мысли в социологии всплывают монады Лейбница и уходящий корнями в античность номенализм, «поворот» к исторической социологии в конце прошлого века, ее мультипарадигмальность и т.д. Всё это - части эволюции науки о социальном.

Явление в общем ходе истории социологии серии «постконцептов» дают стимул осмыслению «постфеноменов» в социологическом макротеоретизировании. Социология, можно заключить, пользуясь показанными Катерным феноменами развития современного общества, находится в состоянии лиминальности – переходности, неустойчивости, поиска. Этот факт содержательно связан (смысловой/временн<em>ó</em>й/пространственной связью) с феноменом «поворотов» в социальных науках: исторический, культурный, пространственный («спациальный»), иконный, лингвистический, онтологический, типологический и др. Метафора поворотов, постфеномены в социологическом теоретизировании последних десятилетий - на фоне становления новой социальной реальности (социальности) – это есть «кризис»² старого и одновременно поиск нового. Больше поиск, нежели кризис. Феномен множества «пост» в теоретической социологии продолжает полосу возникновения в ней «поворотов».

Книга Катерного – часть поиска в социологической теории, разработки ключевых для современного поколения социологов, в том числе российских социологов-теоретиков, проблем теории, состояния и тенденций социологической науки. В конце прошлого века коллектив ИС РАН под руководством Ю.Н. Давыдова создал пятитомник «История теоретической социологии», завершив анализ современных социологических теорий сюжетом постмодернизма в социологии. Одновременно В.Г. Федотова создала труд о «хорошем обществе», на который опирается в своей работе И.В. Катерный. Тогда же осмысление технологических и экологических изменений, инвайронментальный подход позволили Т.М. Дридзе предложить оригинальную, трансформированную версию предмета социологии: «Основным предметом новой социологии – науки о способах самоорганизации и воспроизводства вещества и форм социальности – должен стать человеко-средовой метаболизм (то есть обмен веществом, энергией и информацией между человеком и его жизненной средой)» (с.242) (см. [Дридзе, 2001: 19].

Книга о дискурсе постгуманизма продолжает поиски отечественных социологов, возвращает в нашу социологию проблематику будущего (несколько притихшую со смертью И.В. Бестужева-Лады). Да, макрофрейм опыта истории советского общества, 70 лет попыток реализовать утопию (коммунизма), видимо, приучили осторожно обращаться с подобным материалом. Но эта грань ментальности общества и части сообщества социологов, надо думать, преходящая. Будущее всегда с человеком, как и прошлое. Проблема в том, чтобы этот фундаментальный (для общества и науки о нём) факт сознавать, не допуская ситуации «пока гром не грянет»...

В культуре России есть традиция не только вечных вопросов, но и предвидения грядущего, в том числе и в социальной, социологической мысли: Ленин (отдельно от последователей – в массе своей номинальных), по его же метафоре, то же зеркало русской революции и современных ей исканий, что и видные российские мыслители, смотревшие далеко вперед: Толстой, Кропоткин, Бакунин, Сорокин³.

«Конструктивизм» будущего в современной отечественной социологии, может быть, один из путей к возрождению массового интереса к нашей науке. Иначе на вакантное место придут иные дисциплины, или – с возможными катастрофическими последствиями – вненаучные античеловеческие доктрины (новое издание нацизма), – возможность, о которой на коллективном Западе похоже забывают. В этом плане книга предлагает обобщенные и дополненные Катерным идеи, звучавшие в проанализированном дискурсе проблем человека. Книгу завершает проект (12 характеристик) «хорошего постуманизированного общества» (с. 318–320). К выводам автора мы вернемся, сейчас же о том, что не нашло по разным причинам адекватного отражения в книге.

В плане советов к воображаемому продолжению темы книги начну с её названия. Постгуманизм, не человек, он в заголовке на втором месте, сузил потенциальную аудиторию читателей. Но не постгуманизм – главное в обсуждаемой книге, а человек в «постчеловеческом состоянии» общества. Проблемы людей, человечности и человечества обозначены как новая социальность, социальная реальность и т.д. Согласитесь, для «широкой публики» проблемы человека намного ближе проблем гуманизма. Это одно упущение автора.

С сожалением приходится констатировать и то, что дискурс постгуманизма в книге западоцентричен. Лишь затронута возможность иных культурно-цивилизационных подходов к проблемам человека, общества и того, что обозначает слово гуманизм. Только угадываются контуры возможной реакции обобщенного Востока и Юга (Индия, Китай, страны мусульманского мира, Латинская Америка, Африка и т.д.⁴) на дискурс и практики постгуманизма. «Сдвиг на Восток» между тем продолжается (см.: [Терборн, 2022]). Тем более, что коллективный Запад, признавая (книга Катерного как раз о факте такого признания) наличие сложных проблем у человечества, не справляется с поиском решений проблем «не-навязывания» другим своих – объективно, эпистемологически ограниченных - представлений о правах человека и справедливом для него обществе.

Констатирую еще два упущения. (1) Автор, излагая проблему, не разворачивает их в историческом времени, что сделало бы логику дискурса постгуманизма более доступной читателю. (2) Не заметно стремления отмежевать социологию от «социальной науки», что вынуждает читателя самому выстраивать связи междисциплинарного дискурса постгуманизма с эволюцией социологической науки и ее теоретической составляющей.

Итожит<strong> </strong>книгу Катерного обоснование авторской программы действий – «девелопментальный» гуманистический проект общественных отношений (с. 318). Смысл его в выработке, конструировании прикладных, повседневных, культурных подвижек в человеческих практиках, не рвущих преемственности с гуманизмом, каким его знает история человечества. Речь идет о сфере экологии как отвечающей установкам современного дискурса постгуманизма. Проблемы экологии – человечество их осознало – не терпят отлагательств; отсчет времени идет, и лимит его не бесконечен. Договариваться нужно, пока для этого еще есть время. Катерный, проработав на уровне практически политическом возможности такого рода действий, находит опору в античной идее фронезиса – практическая рациональность зрелого обыденного сознания (с. 294).

Намечены и прикладные решения. Это идея «Cancel culture» – культуры вынесения за скобки (подобно запрету использовать химическое оружие) действий, неприемлемых для человечества. От лица человечества могут выступить Организация Объединенных наций. Упоминание на с. 12 книги конференции 1945 г., создавшей ООН – несет в себе глубокий смысл. Заслуга автора рассмотренной книги в том, что он показал проблематику современной концептуализации человека, общества и науки, сформулировал релевантные, уместные вопросы по данной проблематике, чтобы как можно больше людей поняли, осознали, что речь идет о вещах, затрагивающих жизнь на планете Земля.