<p style="padding-left: 390px;"><em>Памяти Н. И. Лапина</em></p>

В декабре 2021 г. ушел из жизни известный российский социальный философ и социолог, многолетний руководитель Центра изучения социокультурных изменений Института философии РАН, член-корр. РАН Николай Иванович Лапин. Ушел как настоящий ученый – успев издать книгу о российской модернизации, которая, на наш взгляд, является одной из лучших на эту тему в последние годы. Книга чрезвычайно актуальна: на большом историческом материале обсуждаются трудности модернизации нашей страны.<em> </em>Опираясь на разработанный им антропосоциокультурный подход, он показывает какими путями шла модернизация исторической России, с какими проблемами сталкивалась, что в ней было специфического, и, наконец, как процессы социальных трансформаций происходят в современной (постсоветской) России.

Согласно Лапину, своеобразие российской истории заключается в противоречии между собирающей земли, народы и культуры культурой России и вседозволенностью, произволом ее властных элит (с. 15–21). При этом первая часть этого уравнения видится безусловно позитивной (так создавалась российская цивилизация), а вторая часть – несомненно, отрицательный факт нашей истории, который должен быть, по мнению Лапина, преодолен в исторической перспективе. Как получилось, что цивилизационный, гуманистический вектор развития совпал с выстраиванием другого – деспотического, паразитарного, характеризующегося «властной вседозволенностью» правящих элит? На этот вопрос Лапин отвечает в соответствии с российской исторической традицией.

Первый раздел книги скорее методологического характера, где повествуется о <em>сложности</em> анализируемого социума. Рассуждая о перестройке, Лапин показывает, что за внешне простыми и понятными процессами (как они представлялись советскому руководству) стояли сложные явления, и ответом на кризис тоже должны были стать сложные, неоднозначные решения (например, разделение КПСС на две партии – консервативную и социал-демократическую). Идея Лапина, что <em>реформы нужно проводить постепенно, выстраивая их шаг за шагом</em>, а не пытаться одним махом решить накопившиеся проблемы («реформировать по всем азимутам», как говорил Горбачев), представляется верной.

При оценке современного состояния российского общества Лапин солидаризируется с позицией ученых Института социологии РАН¹, которые пишут, что Россия представляет собой <em>принципиально новое общество</em>, несводимое к советскому и к досоветскому его вариантам. Разумеется, российское общество – новое, но в нем сегодня немало такого, что характеризует не самые лучшие – <em>застойные</em> традиции советского периода (прежде всего, имитация развития², а некоторые авторы полагают, что современная Россия прямо вернулась к досоветским временам (к временам до Февральской революции 1917 г.)³). Последнее выражается прежде всего, в возрождении феномена власти-собственности, характерного на протяжении многих столетий для исторической России.

Отметим методологические новации Николая Ивановича. Это, прежде всего, разработанный им вместе с коллегами по ЦИСИ ИФРАН антропосоциокультурный подход, при помощи которого Лапин пытался совместить объективный анализ российского социума и его смысловую (культурную) составляющую. Лапин подчеркивает, что социологические данные, приводимые им, верны, однако сами по себе мало что говорят о том, как живет российское общество и российские люди. Именно для этого и требуется <em>антропосоциокультурный</em> подход, который бы учитывал, помимо социального, антропную (человеческую) и культурную составляющие, поэтому подробно рассматриваются такие понятия, как <em>человек, сообщество, общество, цивилизация и культура</em>. Лапин также выделяет различные типы <em>гражданской культуры</em>, которые использует при анализе исторического опыта России (с. 30–35). Его идеал – это собирающая народы гражданская культура при одновременной ее инновационности и направленности на создание хорошей жизни для самых широких слоев российского общества.

Основная гипотеза исследования Лапина – российская история на всем ее протяжении характеризовалась антропосоцикультурными подъемами и травмами. Например, расцвет древнерусского государства был подъемом, а монгольское завоевание – травмой (после чего наступил новый подъем). При этом интересно, что травмы сначала причинялись русским экзогенно, а после травмировали собственное население уже сами российские правители (например, посредством узаконивания крепостного права). Таким образом, получается своего рода исторический пульсар: подъем – травма – подъем – травма. Именно эта идея в центре размышлений Лапина о российской истории.

Используя созданную им концепцию исторического пульсара, автор рассматривает российскую историю со времен Киевской Руси. Он показывает, что это время можно считать своего рода «золотым веком» российской государственности – прежде всего потому, что культура населения и культура правящих слоев были тесно связаны, органичны, соответствовали друг другу (чего не было на протяжении всей последующей истории Российского государства). Можно сказать, что социум древней Киевской Руси был вполне <em>традиционным и европейским</em>, а нормы, господствовавшие в нем, соответствовали общеевропейской «этике служения»⁴. Но нашествие монголов в середине XII в. изменило древнерусскую государственность. Именно с их практиками властвования связывает автор книги кардинальные перемены в политической культуре Русского государства⁵. Лапин говорит не только об укоренении нового типа властных отношений, но и о «великом оцепенении» населения в это время, что было связано с различными природно-климатическими катаклизмами, болезнями и войнами. «Это состояние <em>фаталистской</em><em> покорности судьбе</em> можно считать <em>фоновой предпосылкой вседозволенности</em> властных элит – внешних и внутренних» (с. 131).

Но русские все же смогли преодолеть травму, нанесенную их государству и обществу. Однако преодоление травмы и новый социокультурный подъем, согласно концепции Лапина, уже через несколько веков сменились новыми травмами, прежде всего становлением <em>крепостного права</em> в XVI в. (при Иване III) и установлением на Руси <em>самодержавного государства</em> (при Иване IV).

Новая внешняя травма – Смутное время и польское нашествие на Россию – благодаря консолидации российского социума была успешно преодолена, и вместо династии Рюриковичей по выбору «всей Земли» воцарилась новая династия Романовых. Однако, как отмечает Лапин, это вовсе не означало начала более светлого периода для населения России: напротив, династия и весь правящий класс еще больше стали эксплуатировать население страны. Хотя, в то же время имелась альтернатива этому пути развития: подобно западноевропейским странам провести модернизацию, смысл которой – не в эксплуатации, а создании условий для <em>раскрытия потенциала (экономического, культурного)</em> <em>населения</em>. Но этого сделано не было. Первое модернизационное усилие было сделано только в конце XVII в. с приходом к власти царя-реформатора Петра I. Как пишет Лапин, Петр предпринял колоссальные усилия для создания армии нового типа, военной промышленности, усилия в сфере административных реформ, создания в России науки и образования по западному образцу (с. 152–155). Второе важнейшее модернизационное усилие романовской России было предпринято при Екатерине II, которая, хотя и ориентировалась прежде всего на интересы дворян, пыталась создать в России основы Просвещения. Именно с правлением Екатерины, ее Жалованной грамотой дворянству, социальные историки связывают распад системы «власти-собственности» в России⁶.

Реформы – собственно, <em>полноценная модернизация исторической России </em>– были проведены уже Александром II. Отметим, что именно его либеральные реформы считаются специалистами по модернизации началом подлинного <em>реформирования российского социума </em><em>по современному</em><em> (прежде всего, западному) образцу</em>, тогда как реформы Петра и Екатерины проводились на традиционной (авторитарной) основе и в рамках традиционного (авторитарного) социума. С Александра II начинается переход от традиции к модернизации, т.е. к собственно <em>современному</em> обществу⁷.

Важной составляющей исторического анализа российской модернизации в книге Лапина становится и анализ советского общества, которое Николай Иванович характеризует весьма критически, утверждая, что оно было обществом почти тотального социального отчуждения (он выделяет семь слоев такого отчуждения) (с. 169–172). Это так и не так одновременно. Конечно, в СССР присутствовали во всей полноте все те формы отчуждения, о которых говорит Лапин (и особенно это верно в отношении сталинского режима, но в немалой степени в отношении «застоя»), но не будем забывать, что <em>СССР был своеобразным</em><em> </em><em>социальным государством</em>, в котором реализовывалась, пускай и не на демократических началах, <em>социальная поддержка населения и его культурное развитие</em>.

Третий раздел посвящен социальным трансформациям современной России. Подробно рассматривая особенности постсоветского постсоциалистического транзита, Лапин пытается предложить определенные рецепты преодоления сложившейся в России на данный момент ситуации. Свой анализ он начинает с рассмотрения двух стадий становления капитализма в России – первую стадию он, вслед за известными социологами называет «бандитским капитализмом» (с 1991 по 1998 гг.), после 1999 г. наступает второй этап – «капитализм для своих» (иной, встречаемый в литературе термин – «кумовской капитализм»). Думаем, что периодизация, предложенная Лапиным, в общем, верна, однако ее можно было бы уточнить, отметив, что с начала 2000-х гг. в России начинается формирование не просто кланового (или олигархического), но <em>капитализма бюрократически-олигархического</em>, который характеризуется весьма тесными связями между правящим бюрократическим классом и олигархией.

Говоря о проблемах современного российского общества, Лапин констатирует исчерпание потенциала существующей ныне модели капитализма. И главная проблема – это, конечно, проблема социально-экономического неравенства, именно ее Лапин считает главной травмой, нанесенной российскому населению в постсоветский период. Почему эта проблема хронически не решается? Николай Иванович говорит в этом контексте об институте <em>социального государства</em>⁸. Оправданно обращаясь к текстам французского исследователя Т. Пикетти, который пишет о решении социального вопроса в Европе прежде всего за счет <em>прогрессивного налога на доходы и состояния,</em> Лапин в этой связи говорит о <em>социально-слабом (или социально-минимальном) государстве в России</em>, в которой до сих пор существует плоская шкала налогообложения (планка в 15% для доходов, которые превышают 5 млн руб. в год, представляется совершенно недостаточной).<em> Согласимся с теми, кто говорит о том, что России нужна прогрессивная шкала налогообложения</em>, при которой наиболее богатые граждане платили бы до 75% на свои доходы, а налоговая ставка для бедных, напротив, была бы значительно ниже 13%. Заметим: аргумент о том, что в этом случае капиталы будут «убегать» из России, не работает, поскольку капитал может убегать только туда, где хотели бы жить сами богатые люди (развитые страны Запада). Однако именно в этих странах (особенно, в странах с социал-демократическими режимами) налоговая ставка самая высокая.

Впрочем, проблема неравенства – отнюдь не единственная, которая интересует Лапина. Он также посвящает много места проблемам модернизации российских регионов. Подчеркивая преобладание спонтанных процессов развития в современной России, когда модернизация осуществляется новым средним классом (включая верхние его слои, например, управленцев), Лапин пишет, что такой сценарий представляется недостаточным – необходимо, что власть более активно принимала участие в модернизационных процессах (т.е. необходимы усилия и сверху, и снизу) (с. 295). В целом же модернизация, ее ход признаются Лапиным не вполне удачными, поскольку для российского общества сегодня характерно нарастание социогуманитарной рецессии, симптомами которой становятся все усиливающиеся нарушения со стороны власти прав и свобод человека.

В деле же преодоления главного противоречия российского развития (азиатско-этатистская культура верхов и европейски-гуманистическая культура основной части населения) Лапин уповает на проект <em>«</em><em>всегражданского</em><em> </em><em>самопросвещения</em><em>»</em> (включая чиновников), который должен, по его мнению, сформировать из масс российских людей самостоятельно мыслящих граждан, способных на диалог с властью, а главное – на защиту своего гражданского достоинства (с. 262–277). В своей идее «гражданского самопросвещения» Лапин несомненно опирается на И. Канта и М. Мамардашвили. При всем гуманистическом характере этого проекта, он представляется несколько утопичным: думается, что кардинальная трансформация гражданской культуры в России начнется тогда, когда станет возможным<em> «учить граждан демократии» в близких для них сферах </em>– о чем вслед за американской исследовательницей К. Пэйтмен говорил 15 лет назад известный российский политолог и политический философ И. К. Пантин⁹. Впрочем, о сугубо практическом характере «самопросвещения» (необходимость практического применения приобретенных навыков) пишет и Лапин (с. 268).

В заключение подчеркнем, что рецензируемая монография является ценным исследованием. Это тем более так, что активное обсуждение в российском научном сообществе в 2000-е гг. проблем демократии практически «сошло на нет». Сегодня мы как будто согласились с тем, что демократии в России не бывать. Однако в России все-таки возможна определенная модель демократии, которая отводит большую роль социальному равенству, национальным особенностям («суверенная демократия» В.Ю. Суркова, при всей спорности этого концепта), и сочетается с большой ролью государства в национальном развитии¹⁰. Эти представления о демократии, думается, вполне отвечают концепции <em>национальной модели модернизации</em>. Идеи Н.И. Лапина, высказанные им в обсуждаемой книге, на все 100% соответствуют интересам России и ее народа.