Везде
Долгое эхо 1991 года: социальный смысл катастрофы
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Долгое эхо 1991 года: социальный смысл катастрофы
Аннотация
Код статьи
S013216250015528-3-1
DOI
10.31857/S013216250015528-3
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Семенов Евгений Васильевич 
Должность: главный научный сотрудник
Аффилиация: Институт социологии ФНИСЦ РАН
Адрес: Российская Федерация, Москва
Выпуск
Номер 8
Страницы
14-21
Аннотация

Крах СССР рассматривается как результат действий советской номенклатуры в условиях борьбы двух мировых систем – социалистической и капиталистической. Социальная структура советского общества, согласно теории Ю.В. Яременко, имела пирамидальное строение и состояла из четырех страт-сословий. Бюрократическая номенклатура, составлявшая правящий класс, в отличие от других страт, не имела возможностей для вертикального роста и была ориентирована на интеграцию в западное общество. Именно правящий класс при вялом сопротивлении других групп населения разрушил социум и государство. Новый правящий класс формировался главным образом за счет разгосударствления собственности и масштабного перераспределения общественного богатства при падении производства и потребления, а не их роста. В геополитическом смысле крах мировой социалистической системы (1989) и последовавший за этим крах Советского Союза (1991) означали полную на тот исторический момент победу мировой капиталистической системы. Анализ развала СССР имеет принципиальное практическое значение для современной России, потому что в стране вновь сформировались номенклатура и административно-командная система. 

Ключевые слова
крах СССР, путч 1991 года, современная Россия, перестройка, реформы Гайдара, правящий класс, номенклатура
Классификатор
Получено
01.08.2021
Дата публикации
27.09.2021
Всего подписок
6
Всего просмотров
53
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
1 Стремительный крах СССР является нетипичным историческим событием, вызывающим много вопросов. В связи с 25-летием этого события «известный американский политик Г. Киссинджер, рассуждая об эффекте распада СССР, писал, что ни одна великая держава никогда не дезинтегрировалась настолько полно и настолько быстро без поражения в войне»1. За 30 лет накопилась обширная историография вызывающей удивление катастрофы 1991 года, в которой есть анализ ее внешних и внутренних, объективных и субъективных причин и факторов. Появилось и много работ, содержащих обзор имеющихся версий и концепций [Коршунов, Кочеткова, 2014].
1. Мельник Г. Можно ли было спасти СССР? // Парламентская газета. 22.11.2016 г.
2 Данная статья содержит размышления автора о смысле и последствиях событий 1991 г., анализом которых он занимался и в последние годы существования СССР, и в последующее тридцатилетие. Оригинальность авторского подхода в том, что он основан в значительной степени на «включенном наблюдении» – на личных наблюдениях автора, который работал накануне краха СССР руководителем сектора политического анализа и прогноза в структуре ЦК КПСС, на его беседах с большим числом непосредственных участников событий, аналитиков и исследователей.
3

Накануне перестройки.

4 Еще почти 30 лет назад автор сформулировал тезис о нарастании настроений капитуляции в советском обществе, условно говоря, после 1968 г. Настроения капитуляции охватывали, хотя и не равномерно, практически все группы населения. «В 1970–1980 годах в обществе зарождалось смутное ощущение того, что страна проиграла историческое соревнование Западу. Практически во всех социальных слоях нарастали настроения психологической капитуляции. В разных социальных группах они приобретали различные формы, но общей их результирующей было утверждающееся мнение, что “там”, “у них” лучше. И кино, и музыка, и тряпки там лучше, и свободы у них больше. Официальная идеология пыталась противиться таким умонастроениям, но делала это бездушно и казенно. Этнос психологически надломился, росло отчуждение от всего своего, терялась общенациональная идея, жизненная философия людей вырождалась в банальное потребительство, в слепую страсть – успеть пожить» [Семенов, 1993: 26].
5 В «период застоя» особо остро ощущалось нарастающее технологическое отставание СССР от передовых стран Запада. Научные и инженерно-технические работники ясно видели, что научно-техническая революция, на которую возлагались огромные надежды, в стране фактически не состоялась. Исключение составлял лишь военно-промышленный комплекс. Многие представители научного и управленческого сообществ высказывали озабоченность по поводу требующих решения проблем. Ясно осознавалось, что необходимы реформы. Но тогда речь шла в основном еще об отдельных проблемах и локальных реформах. Казалось, что развитие социалистического общества в целом, отдельных его сфер и институтов возможно за счет совершенствования, без радикального изменения принципов организации их жизнедеятельности.
6 С середины 1980-х гг. характер обсуждения проблем развития общества коренным образом изменился – стали говорить о необходимости комплексной реформы как глубокого системного преобразования. Конструктивных идей, впрочем, было не много, вместо конструктивности предлагалась радикальность. Разум целенаправленной системной реформы уже отступал под напором безумия радикальной революции.
7 Реформа по своей сути – это созидательное, а не разрушительное действие; изменение системы в направлении ее развития, а не деградации; изменение целостное и системное, а не фрагментарное и хаотичное. Но с 1987 г. даже руководство правящей партии в лице М.С. Горбачева заговорило о перестройке не как о реформе, а как о «революционном» преобразовании социалистического общества. В книге М.С. Горбачева «Перестройка для нашей страны и для всего мира», утверждалось: «Очень важно не “засидеться” на старте, преодолеть отставание, вырваться из трясины консерватизма, сломать инерцию застоя. Это невозможно сделать эволюционно, с помощью робкой, ползучей реформы» [Горбачев, 1987: 48]. Сам ее автор, возможно, считал, что набор использованных им клише является системой реальных мер, позволяющих осуществить преобразование общества. Значительная часть общества в то время уже думала глубже и видела дальше.
8 Во второй половине 1980-х гг. в интеллектуальной среде страны бурно обсуждалась идея глубокого преобразования общества и выстраивания его на основе принципов рынка и демократии. Идеологема рынка и демократии была сутью реформаторской идеологии, выработанной советской интеллигенцией в соавторстве с частью партийной номенклатуры. Рынок и демократия были при этом скорее символами и метафорами, чем конструктивными целями, а «само требование перехода к рынку носило в своих истоках моральный, а не экономический характер» [Яременко, 1998: 36]. В обществе доминировало представление, согласно которому рынок и демократия либо в условиях обновленного социализма (коммунисты), либо вместо социализма (оппозиционная интеллигенция) позволят стране преодолеть остро ощущавшееся критически опасное отставание от развитых стран Запада.
9 Огромное отставание страны в технологическом развитии признавалось даже официальной идеологией. Так, в 1989 г. М.С. Горбачев в одной из своих статей писал, что в годы «застоя» и «упущенных возможностей» в СССР «недооценили значения совершившегося переворота в науке и технике и не сделали практических шагов в этом направлении, хотя и много говорилось о необходимости соединения достижений НТР – причем новейшего его этапа – с преимуществами социализма. В результате в общецивилизационном плане в ряде важных сфер и направлений мы остались как бы в прошлой технологической эпохе, а страны Запада перешли в другую – эпоху высоких технологий, принципиально новых взаимосвязей науки и производства, новых форм жизнеобеспечения людей, вплоть до быта» [Горбачев, 1989: 10].
10 Корни отставания при этом виделись (в зависимости от идеологической платформы наблюдателя) либо в технологическом базисе общества, низком научно-техническом уровне производства, пропущенной научно-технической революции, либо в экономическом и политическом строе, в социализме и коммунистической идеологии. Сторонники идей рынка и демократии были чрезвычайно неоднородны по составу, а их временное идеологическое единство – крайне неустойчивым, ситуативным и даже иллюзорным. Своего рода манифестом этой неустойчивой эклектичной идеологии рыночно-демократической реформы советского общества был сборник статей «Иного не дано» [Иного не дано, 1988].
11 Уже в начале 1989 г. на первом Съезде народных депутатов СССР это единство разрушилось, и ясно обозначились две стратегии рыночно-демократических реформ. Одна рассматривала рынок и демократию как способ системного преобразования социализма, другая считала их альтернативой социализму, способом избавления от него. Борьба этих стратегий закончилась в 1991 г. крахом СССР и социализма. В отличие от КНР, в России возобладала вторая стратегия.
12

Перестройка как механизм саморазрушения.

13 Перестройка оказалась не реформой существующей системы, а механизмом ее саморазрушения, способом суицида. Это относится и к социуму в целом, и к отдельным его сферам, в частности к науке, на примере которой хорошо видно, что в годы перестройки реформа науки не состоялась (впрочем, не состоялась она и в постсоветский период [Семенов, 2021]). Доминировали не те действия и шаги, которые могли бы конструктивно трансформировать малоэффективный, но все еще дееспособный национальный научно-технологический комплекс и обеспечить его управляемый переход в новое состояние, а действия в духе «демонтажа» и «слома», лишь повреждающие и расшатывающие прежнюю, пусть устаревшую, но целостную конструкцию. Такой же была и перестройка всего социума в целом.
14 Разумеется, встает вопрос: почему все так произошло?
15 По мнению преобладающего большинства исследователей, перестройка непроизвольно, почти случайно, запустила процесс дезорганизации и саморазрушения общества. «Сама перестройка, – по словам экономиста Ю.В. Яременко, – поначалу ничего неожиданного не предвещала, она была очередной идеологической кампанией. Но эта кампания повлекла за собой некоторые политические сдвиги, которые сделали ситуацию неуправляемой. Они показали, до какой степени все прогнило» [Яременко, 1998: 116].
16 Соглашаясь с оценкой утраты управляемости как ключевого фактора процесса разрушения общества, не могу согласиться с мнением о первоначально чисто идеологическом характере перестройки, скорее это был исходно процесс демонтажа политической системы. В 1990–1991 гг. автор имел возможность общаться с рядом людей из окружения руководства страны, и по одному из свидетельств «в своем кругу» руководители (М.С. Горбачев, А.Н. Яковлев, Э.А. Шеварднадзе, В.А.Медведев) говорили, что «главная задача – это ликвидация самодержавия КПСС». Именно успешное решение этой задачи в 1990 г. привело к разрушению политической системы и утрате управляемости, а в конечном итоге – к обрушению всей структуры социума и разрушению страны в 1991 г.
17

Номенклатура.

18 Отметив нарастающее технологическое и экономическое отставание страны от наиболее развитых стран мира, а также массовое разочарование советских людей в существующих порядках и массовую психологическую капитуляцию перед Западом, особо выделю роль советской бюрократии в крахе страны.
19 Известный экономист Ю.В. Яременко, член ЦК КПСС (1990–1991 гг.) и экономический советник М.С. Горбачева (1991), предложил, полагаю, наиболее верное объяснение, из чего возникла перестройка и что предопределило ее закономерный итог. Сделано это им было в последние годы жизни, уже после гибели СССР, в основном не в публикациях, а в выступлениях и частных беседах (в том числе – с автором этих строк). К счастью, замечательные записи своих бесед с Ю.В. Яременко сделал и опубликовал его коллега С.А. Белановский [Яременко, 1998]. По мнению Ю.В. Яременко, причины саморазрушения коренятся в особом пирамидальном устройстве советского общества и в той роли, которую в нем играла бюрократия.
20 К сталинскому периоду он относит формирование «социальных страт с разным уровнем привилегий», в результате чего сложилось общество, которое «было сословным, причем каждое вышестоящее сословие обладало определенными привилегиями». Это была «иерархия социальных сред», «иерархически построенная система социальных гарантий» [Яременко, 1998: 111]. Такая система обеспечивала «высокую мотивацию продвижения по социальной лестнице» [там же: 30]. Аналогичным образом выстраивалась «технологическая структура экономики». Она имела «пирамидальное строение», иерархию «технологических уровней, в соответствии с которыми осуществляется распределение ресурсов» [там же: 102]. Технологическую и социальную пирамиды объединял лежащий в их основе принцип распределения ресурсов. «Вся социальная структура нашего общества, – по Ю.В. Яременко, – в какой-то степени была подстроена под структуру распределения ресурсов, коррелировала с ней» [там же: 110].
21 Советское общество рассматривалось им как пирамида, состоящая из четырех ступеней. Первую из них заполняли массы самых пораженных в своих правах граждан – заключенные (зэки), вторую – беспаспортное крестьянство, третью – рабочие и другие рядовые горожане, четвертую – номенклатура. Учитывая урбанизацию, сокращение доли сельского населения и доли нижней страты, Ю.В. Яременко говорил, что пирамида все больше приобретает форму бочки. Такое общественное устройство побуждало всех (кроме номенклатуры) стремиться подняться на более высокую ступень. Только номенклатуре некуда было расти внутри системы, и она ориентировалась на «заграницу» – устраивала детей в соответствующие вузы и последующую работу в посольствах, торгпредствах, корреспондентских пунктах и т.п.
22 Именно номенклатура оказалась актором перестройки, а ее коррумпированная часть – главным бенефициаром краха общественной системы и страны. Номенклатурная верхушка, прежде всего ее коррумпированная часть, разрушила всю пирамиду в процессе перестройки. Именно разрушила, а не реформировала, не модернизировала или каким-то другим образом трансформировала в новое состояние. Общество в целом было плохо готово к другому варианту развития, к реформе, что и было «экспериментально установлено» в ходе реформы начала 1990-х гг.
23 Эта история поучительна и исключительно важна для современной России, поскольку в стране в целом воспроизвелись и номенклатура, и административно-командная система управления, хотя и не тождественные прежним советским прототипам периода «развитого социализма», но относящиеся к тому же историческому типу. По характеристике О.И. Ожерельева, произошел лишь переход от «бюрократо-социализма» к «бюрократо-феодальному капитализму» [Ожерельев, 2016: 94-117]. И вновь, как в годы перестройки, оценки роли номенклатуры в современной жизни России и в решении ее будущей исторической судьбы резко расходятся (показательна в этом отношении дискуссия между Ю.А. Нисневичем [Нисневич, 2018] и А.В. Новокрещеновым [Новокрещенов, 2020]).
24

Разгосударствление.

25 Еще в годы перестройки ее главный идеолог А.Н. Яковлев писал о необходимости разгосудаствления собственности в целях ликвидации экономического базиса монопольной власти бюрократии. «Механизм застоя», по его словам, основывался на экономическом базисе государственной собственности: «В сфере базиса такой причиной стала практическая абсолютизация государственной собственности. Приравнивание ее к высшей форме собственности – общенародной, что на деле обернулось приматом администрирования, расширением пространства для бюрократизма… Отсюда стремление «огосударствить» все и вся, связывая любые успехи, достижения с административными методами управления» [Яковлев, 1987: 12–13].
26 После краха СССР формирование нового правящегося класса осуществлялось главным образом за счет разгосударствления. Как уже отмечалось [Семенов, 2021], интересы новой власти были связаны с форсированным разгосударствлением и скорейшим формированием «класса собственников». Скорость преобразований в 1990-е ставилась выше качества и эффективности. Кому пришлось в то время взаимодействовать с министерствами и правительством, хорошо знают, что в тех кругах открыто говорилось: не важно, в какие руки сейчас перейдет собственность, первоначальный состав класса собственников не может быть качественным и эффективным, зато потом «пена сойдет», и рынок все расставит по своим местам.
27 Характерно, что и через четверть века главным результатом реформы Е.Т. Гайдара ее бенефициары считают именно и только появление в стране частной собственности, оставляя без внимания вопросы способов ее формирования, качества возникшего класса собственников и цены, заплаченной страной за «первоначальное накопление». Так, в связи с 25-летием реформ Гайдара О.В. Вьюгин говорил, что «если одним словом назвать суть реформ 90-х годов, то это – частная собственность… Все остальное – это то, что должно было последовать за частной собственностью [Российская экономика…, 2016: 6]. По его мнению, главное, что «все-таки произошло юридическое оформление прав собственности на советское наследие… Наследие было очень богатое, и произошло юридическое оформление частной собственности на средства производства» [Российская экономика…, 2016: 7]. Полемизируя с этой точкой зрения, академик В.М. Полтерович заметил, что, по подсчетам А. Маркевича и М. Харрисона [Маркевич, Харрисон, 2013], «относительные потери ВВП в 90-е годы в России были выше, чем суммарные потери за годы террора и годы Второй мировой войны. При оценке реформ мы должны абстрагироваться от этих потерь или все-таки их тоже учесть?» [Российская экономика…, 2016].
28 Способ формирования класса собственников самым существенным образом сказался на его качестве и на качестве самого института частной собственности. К. Рогов замечает по этому поводу, что «большинству постсоветских стран удалось создать рыночную экономику, основанную на свободном ценообразовании, относительной свободе предпринимательства и свободе распоряжения прибылью, но не удалось воспроизвести или утвердить институт собственности в том виде, какой он приобрел на Западе» [Рогов, 2021: 42].
29

Новый правящий класс.

30 Разгосударствление было не единственным, но важнейшим механизмом формирования нового правящего класса. Еще в 1993 г. нами уже было предложено видение происходящего со страной: «Подлинный исторический смысл происходящего в России и с Россией состоит в смене классовой элиты, в формировании нового правящего класса, подминающего под себя общество и обустраивающегося в нем. Именно этим, вкупе с глобальным геополитическим противоборством стран и их группировок на становящейся все более тесной планете, объясняется то, что уже произошло с Союзом и теперь происходит с экономикой и государственностью России. Внутренний процесс ломки общества нарождающимся и обустраивающимся новым правящим классом сомкнулся с мощнейшим внешним давлением на страну. Холодная война закончилась хладнокровным добиванием капитулировавшего и раздираемого внутренними противоречиями побежденного» [Семенов, 1993: 26].
31 Катастрофа страны в 1991 г. открыла путь масштабному имущественному расслоению общества. Практически одномоментно в 1992 г. разрыв в доходах между 10% наиболее обеспеченных и 10% наименее обеспеченных вырос с 3,5 раз до 16 раз, что превысило уровень неравенства в Западной Европе и США в тот период. Прежний средний класс, в который входили инженерно-технические и научные работники, профессорско-преподавательский и офицерский корпус, квалифицированные рабочие, другие группы, перестал существовать. Новый средний класс, о чем постоянно говорилось в начале 1990-х гг., долго не формировался. Реально шел процесс стремительной поляризации общества по уровню доходов. И этот процесс был результатом сознательной политики группы радикалов, захватившей власть в стране и выражавшей интересы бенефициаров разгосударствления собственности.
32 Существуют совершенно откровенные высказывания Е.Т. Гайдара и других представителей руководства государства того времени о сознательном форсировании масштабного расслоения. Так, Е.Т. Гайдар писал: «Шанс на спасение (России. – Прим. Е.С.) был единственный – скинуться на стартовый капитал для реформы всем миром», что было, по его мнению, необходимо для форсированного создания «социальной базы реформ»2. Таким образом, стремительно осуществленное мощное расслоение общества было запланированным результатом государственной политики, а не ее побочным продуктом. Ограбленное население страны, оказывается, «скинулось» на стартовый капитал для реформы, т.е. на миллиардные состояния небольшого числа кланов, первоначально связанных с «семьей» Б.Н. Ельцина.
2. Гайдар Е. В год Петуха должен наступить рассвет // Комсомольская правда. 1993. № 5.
33 Для характеристики способа формирования нового правящего класса важно учитывать не только то, что он создавался за счет форсированного масштабного перераспределения собственности, в результате которого произошло массовое обнищание населения, но и то, что это перераспределение происходило на основе значительного падения производства и связанного с этим снижения общего уровня потребления, а не на основе их роста. Гигантский перераспределительный процесс подавил производство и научно-технологическое развитие, закон и государство, культуру и нравственность. Страна была принесена в жертву новой классовой «элите». Автор должен подтвердить свое принципиальное отношение к новому правящему классу, высказанное им еще в начале 1990-х гг.: «Этот класс не только отвратителен, он еще и очень жизнеспособен. Он “всерьез и надолго”»» [Семенов, 1993: 27].
34 В межвидовой борьбе «элит» новые хозяева жизни одолели прежнюю расслабленную номенклатуру. Но является ли это благом для страны? Прежняя номенклатура была неэффективно хозяйствовавшим, но и относительно дешевым, классом. Это обычная картина для бедных обществ. Новый класс дорого стоит обществу, хотя его деловые и гражданские качества более, чем сомнительны. Будь мы – граждане – тогда менее экзальтированы и более разборчивы в своем отношении к назревшим, но трудным переменам, наш выбор оказался бы ответственнее, а последствия его – не так плачевны.
35 Второй раз за ХХ в. – после «революции» в начале века и «реформы» в его конце – в стране родился правящий класс, способом экономического утверждения которого было не созидание, а насильственное перераспределение в свою пользу чужой собственности. И вновь первыми непосредственными результатами его деятельности оказались деградация экономики и распад государственности.
36

Геополитический смысл.

37 До 1991 г. в мире «совражествовали» две самодостаточные системы – капиталистическая и социалистическая. Более полувека казалось, что социалистическая система теснит капиталистическую. Могло показаться, что конец капитализма совсем близок. Но в последней четверти века все полностью перевернулось: от социалистической системы отпал и прилепился к капиталистической системе коммунистический Китай, затем разрушился весь социалистический лагерь в Центральной и Восточной Европе и наконец обрушился Советский Союз.
38 В чем исторический смысл этого процесса? Полагаем, что выигравшая историческое соревнование мировая капиталистическая система занялась разборкой проигравшей системы на запчасти и их утилизацией.
39 Такой осколок СССР, как Россия, никак не монтируется в доминирующую ныне мировую капиталистическую систему. Поэтому-то так остро для западного мира стоит вопрос о продолжении дробления остатков побежденной системы, т.е. России. Но в данном случае Запад столкнулся с более крепкой целостностью, чем СССР или, тем более, социалистический лагерь. И сейчас либо распадом России продолжится 1991 год, либо глобальный процесс в силу устойчивости России каким-то образом изменит свою направленность.
40 Говоря о прошедшем после краха коммунистической системы 30-летии, болгарский исследователь Иван Крастев называет его эпохой подражания или эпохой имитации. По его словам, «именно 1989 год ознаменовал начало» этой эпохи. Но «после первоначального увлечения идеей копирования западной модели в разных частях мира, лишенного политических и идеологических альтернатив, поднимается все более явное отвращение к политике подражания. Именно это отсутствие альтернатив, а не гравитационное притяжение авторитарного прошлого или исторически укоренившаяся враждебность к либерализму лучше всего объясняет антизападные настроения, преимущественно доминирующие сегодня в посткоммунистических обществах» [Крастев, 2021: 48]. Псевдокапитализм периферии развитого капиталистического мира – возможное будущее России, если правящий класс страны продолжит выпрашивать себе место в его прихожей и если российское общество не найдет в себе сил освободиться от господства компрадорских кланов.
41 Таким образом, изучение краха СССР в 1991 г. имеет принципиальное практическое значение для современной России, во-первых, потому что в стране вновь сформировались номенклатура и административно-командная система, и, во-вторых, потому, что победившая мировая капиталистическая система приступила к непосредственному поглощению России, как последнего крупного осколка поверженной системы. От способности России выстоять в этой геополитической борьбе принципиально зависит направление дальнейшего глобального развития.

Библиография

1. Горбачев М.С. Перестройка для нашей страны и для всего мира. М.: Политиздат, 1987.

2. Горбачев М.С. Социалистическая идея и революционная перестройка // Коммунист. 1989. № 18. С. 3–20.

3. Иного не дано / Под ред. Ю.А. Афанасьева. М.: Прогресс. 1988.

4. Коршунов М.М., Кочеткова М.В. Историография Распада СССР // Гуманитарные научные исследования. 2014. № 6. URL: https://human.snauka.ru/2014/06/7259 (дата обращения: 28.05.2021).

5. Крастев И. Тернии «нормальности»: конец эпохи имитации // Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя. Кол. моногр. / Под ред. К. Рогова. М.: НЛО, 2021. C. 46–65.

6. Маркевич А., Харрисон М. Первая мировая война, гражданская война и восстановление: национальный доход России в 1913–1928 гг. М.: Мысль, 2013.

7. Нисневич Ю.А. Регенерация номенклатуры как правящего социального слоя в постсоветской России // Социологические исследования. 2018. №8. С.143-151.

8. Новокрещенов А.В. Номенклатура как кадровая технология и механизм государственного управления (по поводу статьи Ю.А. Нисневича) // Социологические исследования. 2020. № 1. С.132–137.

9. Ожерельев О.И. Идеалы и преступления. Новейшая история России: диалектика событий. М.: Худ. лит-ра. 2016.

10. Рогов К. Введение: драма ожиданий / драма пониманий: тридцать лет транзита и споров о нем // Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя. Кол. моногр. / Под ред. К. Рогова. М.: НЛО, 2021. С. 8–45.

11. Российская экономика: обособленность и устойчивость. К 25-летию рыночных реформ. Вып. 83. / Под ред. Н.М. Румянцевой. М.: Никитский клуб, 2016.

12. Семенов Е.В. Несостоявшаяся реформа науки // ЭКО. 2021. № 3. С. 122–139.

13. Семенов Е.В. Смысл происходящего, контуры грядущего // Alma mater. 1993. № 5. Вып.2. Лики России. С.26–30.

14. Тощенко Ж.Т. Фантомы российского общества. М.: ЦСПиМ, 2015.

15. Яковлев А.Н. Достижение качественно нового состояния советского общества и общественные науки // Коммунист. 1987. № 8. С. 12-13.

16. Яременко Ю.В. Экономические беседы. Запись С.А. Белановского. М.: ЦИС, 1998.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести