Как можно было сохранить Советский Союз (Балтийский ракурс)
Как можно было сохранить Советский Союз (Балтийский ракурс)
Аннотация
Код статьи
S013216250014595-7-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Симонян Ренальд Хикарович 
Должность: главный научный сотрудник Центра европейских исследований
Аффилиация: Московский государственный институт международных отношений (Университет) МИД России
Адрес: Российская Федерация, Москва
Выпуск
Страницы
62-71
Аннотация

В декабре 1991 г. произошел распад Советского Союза – событие, обрушившее устойчивое равновесие сложившегося после Второй мировой войны биполярного мира и вызвавшее процесс формирования новой конфигурации миро-системы, сопровождаемый ростом рискогенности и региональными конфликтами. В причинах этого события много составляющих, далеко не все из которых подвергнуты анализу, в том числе – субъективный фактор, значение которого возрастает с развитием общества. В статье на основе широкого фактологического и библиографического материала показана динамика общественного сознания в СССР второй половины 1980-х гг. в ожидании реформ, направленных на обновление страны. Автором доказывается, что действия руководителя страны М.С. Горбачёва, его упорное сопротивление проведению реформ, привели СССР к глубокому системному кризису и к последующей катастрофе.

Ключевые слова
системный кризис, общественные настроения, объективные и субъективные факторы общественного развития
Классификатор
Получено
01.08.2021
Дата публикации
27.09.2021
Всего подписок
6
Всего просмотров
49
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
1

Потенциал для социально-экономического развития СССР.

2 К 1980 гг. возможности экстенсивного развития народного хозяйства СССР были полностью исчерпаны. Советская экономика вступила в период затяжного кризиса, а в 1983 г. впервые за послевоенный период даже по официальным данным роста ВВП не было [Народное хозяйство…,1984: 43]. Модель централизованного директивно-распределительного управления себя изжила. Порочность сложившейся системы управления народным хозяйством стала очевидной практически для всех слоев населения. Советский Союз нуждался в коренной модернизации, для проведения которой имелись необходимые ресурсы.
3 Во-первых, СССР обладал богатейшим человеческим капиталом. Сегодня никто не оспаривает, что главное богатство государства, основное условие и источник модернизации – это его человеческий капитал. СССР к началу перестройки обладал им в полной мере. Советская система образования считалась одной из лучших в мире, а ее высокое качество даже сегодня, много лет спустя, никем в мире не оспаривается. СССР располагал целым рядом научных школ, в том числе одной из лучших в мире – математической1. Ведущие советские вузы готовили кадры высококлассных специалистов, многие из которых также ныне работают в западных научных центрах2. Население СССР было одним из наиболее образованных в мире; страна, по оценкам зарубежных социологических служб, считалась «самой читающей».
1. Многие ее представители работают теперь за рубежом: М.Громов, лауреат Абелевской премии, которая считается в математике эквивалентом Нобелевской; В.Воеводский, лауреат премии Джона Филдса, высшей премии Международного конгресса математиков; Д.Каждан, лауреат премии Кампе де Ферье, через год после эмиграции из России избранный членом Национальной академии наук США, и многие другие. За рубежом работают и ведущие советские физики, в том числе ставшие там Нобелевскими лауреатами К.Новосёлов и А.Гейм.

2. После развала СССР американская Силиконовая долина заговорила по-русски, так как туда устремились выпускники советских вузов. В США они считаются лучшими программистами и разработчиками вычислительной техники. Только в Калифорнии работают около 60 тыс. выходцев из СССР – математики, физики, химики, биологи, биофизики, семиотики, лингвисты, инженеры, программисты. По оценке одного из ведущих советских бактериологов К.Алибекова, уехавшего в США в 2004 г., к началу 2012 г. в различных странах мира работали около 800 тыс. советских учёных, в том числе более 70 тыс. из оборонных отраслей (Аргументы и факты. 2012. № 21. С. 9).
4 Во-вторых, несмотря на наметившееся отставание от передовых стран, к середине 1980-х гг. СССР обладал развитой производственно-технической базой: из 45-ти макротехнологий, обеспечивающих мировое производство наукоёмкой продукции, в 23-х он занимал первые места (космическая и авиационная техника, атомная энергетика, приборостроение, биохимия и др.) или входил в число лидеров [Петраков, 2005: 188]. В вычислительной технике СССР опережал европейцев и американцев по целому ряду направлений3. «Закрытые» города, где осуществлялись научные исследования и производилась наукоемкая продукция, густой сетью опоясывали Москву, Ленинград, Свердловск, Горький, Саратов, Новосибирск, Томск, Красноярск. Еще одним показателем высокого технического уровня страны является наличие собственного станкостроения: только 18 стран обладали собственным производством станков, среди них наша страна всегда занимала 2-3-е место. Производство военной продукции – еще один показатель высокой научно-технической базы страны: СССР по экспорту вооружений занимал 2-е место в мире.
3. Первенство советского компьютера не оспаривают и американцы. В статье «Русские идут» К.Диффендорф, разработчик одного из первых западных суперскалярных процессоров, признал, что русские создали такие компьютеры на 15 лет раньше, чем их западные коллеги. [Diffendorf, 2004: 36].
5 В-третьих, СССР располагал уникальными природными богатствами – самая большая в мире зона черноземов и около 30% разведанных мировых запасов минералов (практически вся таблица Менделеева) и энергоресурсов при 3,2% мирового населения. Не существовало в мире государств, которые имели бы столь значительные сокровища недр.
6 В-четвёртых, это – энергетика населения, духовный подъем, охвативший практически всех жителей страны. Готовность привыкшего к испытаниям народа к новым трудностям ради превращения страны в современное благополучное государство была всеобщей. Уместно вспомнить ленинский тезис, что «идея, овладевшая массами, становится материально силой».
7 К этому следует добавить благоприятные международные условия. Мировая (прежде всего, европейская) общественность после окончания холодной войны смотрела на СССР с надеждой на ее возвращение в лоно развитых демократических стран.
8 Какие еще дополнительные условия нужны были для модернизационного прорыва? Тем более, что опыт внедрения рыночных методов в социалистическую экономику тоже уже был.
9

В марте 1985 г., когда Горбачёв стал генеральным секретарем ЦК КПСС, в коммунистическом Китае успешное внедрение рыночных механизмов в плановую экономику шло уже в течение 7 лет. И это при том, что основная масса населения СССР – не полуграмотные крестьяне с рисовых полей, а образованные люди. Это подчеркивало преимущество Горбачёва перед Дэн Сяопином, одним из самых успешных реформаторов современности, который начал проводить реформы в несопоставимо более тяжелых условиях4, когда во многих провинциях Китая свирепствовал голод. Но уже через 2 года (!) после внедрения хозрасчетных отношений в сельском хозяйстве Китай стал экспортировать в СССР излишки продовольствия. На этом фоне успехи предстоящих реформ в СССР не вызывали сомнений.

4. Китай конца 1970-х после 15-ти лет «Большого скачка» и «Великой культурной революции» находился в глубокой социально-экономической депрессии. Хозяйственная разруха дополнялась образовательной и интеллектуальной: в течение 10 лет высшие учебные заведения в Китае были закрыты, десятки тысяч специалистов репрессированы, инженерно-технические и научные кадры физически истреблены или сосланы в деревни. По данным голландского историка Ф. Дикоттера, автора книги «Большой голод Мао», только «Большой скачок» унёс жизни не менее 45 млн. человек [Dikotter, 2013: 74]. Сам Дэн Сяопин был дважды репрессирован. Кстати, в середине 1920-х гг., в период НЭПа, Дэн Сяопин учился в Москве в Университете трудящихся Востока и увлекался «рыночными» идеями Н.Бухарина, книгу которого «Экономика переходного периода» он часто цитировал.
10 Помимо Китая был и другой пример наших соседей – это северные страны Европы, социал-демократическим правительствам которых удалось найти баланс между базовыми ценностями общественного устройства – свободой и справедливостью. Именно в этом регионе еще в 1930-е гг. появился первый в Европе общественно-политический феномен – «социальное государство» (в советском обиходе – «шведский социализм»). Речь идет о системе отношений, которая в наибольшей мере соответствует самой человеческой природе – стремлению к свободе и личному успеху (в условиях рыночной экономики – к богатству).
11 Появившийся в 1980-х гг. доступ к познанию форм организации социальной жизни в странах Западной Европы сыграл роль мощного импульса к проведению общественных преобразований. СССР располагал регионом, где эти формы были еще сравнительно недавно (всего 40-45 лет назад) действующими, – это прибалтийские республики.
12 Стремление к кардинальным переменам было общим для населения всех союзных республик, но в Прибалтике оно не только проявлялось острее, чем в других регионах страны, но и отличалось конструктивностью. На модернизационной настрой населения прибалтийских республик обращали внимание многие аналитики. Английский историк А. Браун писал: «Когда жители Прибалтики сравнивают свой уровень жизни с соседями, они заглядывают не на соседствующие с республиками Кавказа и Средней Азии государства “третьего мира”, а на процветающих финнов и скандинавов, представляя себя на их месте» [Браун, 1989: 27].
13 В республиках Прибалтики, прежде всего в Эстонии и Латвии, хозяйственную жизнь традиционно определяла протестантская трудовая этика и близкая к ней трудовая этика русских старообрядцев, составлявших с конца XVII в. значительную долю населения Прибалтики. Роль этого фактора в экономике проявилось в период развития капитализма в России в конце XIX – начале XX вв.: Рига была третьим после Москвы и Петербурга центром промышленности и науки, здесь располагались заводы по производству первых российских электромоторов, автомобилей, аэропланов. В Советском Союзе товары и услуги, произведенные в Прибалтике, всегда пользовались повышенным спросом.
14

В СССР Эстония являлась единственной республикой, население которой могло ежедневно видеть «мир капитализма». С 1965 г. здесь можно было смотреть финские телепрограммы, что было интересно как эстонцам, так и русским5: «Словно окно в мир открылось, – писал зав. идеологическим отделом ЦК КПЭ М.Титма. – Мы увидели, как он не похож на тот, в котором мы живём» [Титма, 1989: 33]. А ведь Финляндия по европейским меркам тогда была небогатой страной.

5. По переписи 1989 г. эстонцы составляли 61,5% населения республики, Таллинна – 47,2%.
15 Составляющие СССР регионы отличались чрезвычайным разнообразием: природным, экономическим, социальным, демографическим, историко-культурным, в том числе степенью готовности к общественной модернизации [Симонян, 2002: 31]. В составе населения Прибалтики (как Москвы и Ленинграда) была самая высокая доля интеллигенции (в Эстонии – 32,7%) [Народное хозяйство…, 1990: 609], – социальной группы, обладающей повышенной рефлексией и особенно остро реагирующей на происходящее.
16 Руководители СССР умело использовали преимущества Прибалтики, которая с 1960-х гг. была бессменным полигоном проведения целого ряда экономических экспериментов, технических и организационных нововведений, опробования новых методов управления хозяйственным механизмом. Прибалтийский опыт внедрения хозрасчета в управление строительством, местной и пищевой промышленностью, бытовыми услугами, начатый в 1986 г. в Эстонии, уже показал высокий экономический эффект [Хозяйственный…, 1988]. Поэтому неудивительно, что этот регион, наряду с Москвой и Ленинградом, оказался лидером перестроечных процессов в СССР. Это подтверждает, например, четырёхдневный визит Горбачёва в феврале 1987 г. в Латвию и Эстонию6, насыщенный встречами с трудовыми коллективами предприятий и научно-исследовательских институтов.
6. После посещения Н.Хрущёвым Риги в июне 1959 г., это был первый приезд руководителя СССР в Прибалтику.
17

1988 год – пик надежд на перестройку.

18 Ситуация в экономике к началу перестройки была настолько очевидной, что серьезно критиковать сверхцентрализованное управление экономикой уже не имело смысла. Никаких «профессиональных экономических секретов» для широкой общественности давно уже не было: в стране огромные ресурсы используются крайне неэффективно, а порой просто преступно. Энергия перемен ощущалась в общественной атмосфере. «Тысячи возбужденных людей ходили по Москве, Ленинграду, Свердловску и другим большим и малым городам, они жаждали решительных действий по реформированию страны» [Любарский, 1988: 31]. Энтузиазм, охвативший население, особенно был заметен на западе страны. «Начавшиеся в СССР политические преобразования особенно в 1988 г. вихрем охватили Эстонию, Латвию и Литву» [Вейдеман, 2008: 77]. При этом этнический фактор не был первостепенным: русскоязычные (русские, украинцы, белорусы, евреи и др.) составляли большинство во многих городах Прибалтики, не говоря уже о трудовых коллективах крупных промышленных предприятий, руководители которых были преимущественно представителями нетитульных этносов.
19 То, что для вывода страны из экономического тупика стоял «под парами» прибалтийский локомотив, – было несомненным козырем инициаторов перестройки.
20 «Однако время шло, – свидетельствует советник Горбачёва А.Грачёв, – а провозглашенные с трибуны съезда и обещанные обществу перемены не происходили» [Грачёв, 2001: 156]. Помощник Горбачёва А.Черняев потом напишет о подмене реальных действий потоками слов: «С каждым годом Горбачёв все больше и больше мечется, придавая особое значение словам: убеждает, стыдит, призывает, заклинает, увещевает, агитирует, грозит – и всё впустую. Всё слова… слова… слова» [Черняев,1997: 59].
21 Русская поговорка гласит: «Обещанного три года ждут». Для реформ три года ожидания – это 1988 г., в котором они должны были, наконец, начаться и по более весомой причине – экономической: в стране был окончательно разрушен потребительский рынок, снабжение населения товарами первой необходимости переведено на карточную систему.
22 Член Президентского совета О.Лацис, описывая политическую атмосферу 1988 г., акцентирует внимание на «разочаровании в перестройке, в ходе которой активность Горбачёва в реальных свершениях всё больше уступала его активности в произнесении поучительных речей» [Лацис, 2001:224]. Мыслящие люди в стране задавались вопросом: что еще предпринять, чтобы побудить Центр к активным действиям?
23 Понимая необходимость какого-то решительного шага, Горбачёв объявил о созыве Всесоюзной партийной конференции. Это решение воодушевило общественность страны. В Прибалтике общее настроение можно было выразить словами: «Москва начинает реформы». В те дни в редакционной статье журнал АН СССР «Экономические науки» писал: «Наши общие усилия – и Центра, и мест – должны быть направлены на слом косной, забюрократизированной системы. Тут нужны усилия республик, скоординированные совместные действия на обеспечение подлинного хозрасчёта» [Экономические…, 1988: 14].
24 Концепции республиканского хозрасчета, предложенные прибалтийскими республиками, не были чем-то принципиально новым. Они находились в русле теоретических разработок, подготовленных советскими экономистами-рыночниками, начиная еще с «косыгинских» реформ и, прежде всего, трудов их идеолога Е. Либермана. В 1980-х гг. хозрасчет становится доминирующей темой в научном и экономическом дискурсе. Как первый шаг к внедрению рыночных механизмов в социалистическую экономику, он должен был занять одно из центральных мест в решениях открывшейся 28 июня 1988 г. XIX партконференции. Надежды советских людей на перемены подогревались тем, что впервые партийное событие такого уровня транслировалось по общесоюзному телевидению.
25 Наличие «прибалтийского локомотива» подтвердила эстонская делегация – единственная, приехавшая в Москву с конкретной программой действия. Ничего выходящего за рамки задач перестройки в программе, поддержанной всеми низовыми организациями коммунистов республики, не содержалось. В ней были изложены не только неотложные задачи выхода из системного кризиса, но и методы их решения: региональный хозрасчет, новый закон о выборах, развитие самоуправления, разработка Союзного договора, создание Конституционного суда, механизм распределения прав и полномочий и система взаимодействия между Центром и республиками.
26 Содержание программы эстонской делегации могло быть, по меньшей мере, добротной основой для обсуждения комплекса мероприятий по переходу от плановой экономики к рыночной, которые уже начали осуществляться в Польше, Венгрии, Чехословакии. Но тогдашнее руководство СССР не понимало реального положения дел в стране. Поэтому программа КПЭ была отклонена как слишком революционная и преждевременная. Раздел о региональном хозрасчете появился в резолюции только после настойчивых требований делегата конференции, заслуженного изобретателя СССР Б. Миронова, представлявшего таллиннский завод им. Калинина.
27 В том, что в этой программе ЦК КПСС почувствовало угрозу своему положению, вина не коммунистов Эстонии, а беда руководителей СССР, не понимавших тогда, что им предложили реальный шанс спасения, зашедшего в политический и экономический тупик государства. Открывая конференцию КПСС, ее генеральный секретарь сначала высказывает глубокое сожаление о том, что «за три года перестройки партия не добилась революционных преобразований», а затем отклоняет программу эстонских коммунистов как «слишком революционную» [Материалы…, 1988: 17, 129]. В этом когнитивном диссонансе руководителя – драма великого государства. Центр продемонстрировал, что, несмотря на свои претензии, он уже не определяет события, а все более отстает от их развития.
28 Советские люди наблюдали, как сверхцентрализованная экономика все глубже и глубже входила в коматозное состояние. Но не только наблюдали, но и выдвигали инициативы, оформляя их в мощные движения в поддержку реформ. Сила этих «низовых» инициатив, была в том, что они шли не только от имени общественных, но и ведущих научных организаций. «Сейчас уже в определенной степени забыты предложения, которые, будучи приняты, вряд ли привели к распаду СССР – о них не любят вспоминать как «горбачёвцы», так и по известным причинам их инициаторы. Имеются в виду концепции экономического суверенитета, республиканского хозрасчета, выдвинутых в Эстонии и поддержанных в других прибалтийских республиках. К сожалению, эти предложения были категорически отвергнуты… В Москве прорабы перестройки слушали только самих себя» [Тощенко, 2003: 17–18].
29

Два года спустя такой же оказалась и судьба более радикальной программы перехода к рыночным отношениям, где хозрасчет как первый шаг уже утратил свою актуальность, – «500 дней», подготовленной группой авторитетных экономистов-рыночников (С.Шаталин, Г.Явлинский, Н.Петраков, О.Богомолов и др.). В соответствии с этой программой предполагалось нейтрализовать рублевый навес, освободить цены и поставить страну на рельсы рыночной экономики, коммерциализовать хозяйственную жизнь. Ядром программы была приватизация: поскольку у государства была вся собственность, а у народа – деньги, предусматривался обмен одного на другое. Причем приватизация должна была начаться с малых активов – магазины, предприятия общественного питания и бытового обслуживания и т.п. с постепенным переходом к промышленным предприятиям, как это было уже сделано в социалистических странах Европы7.

7. Венгрия, Чехословакия, Польша, Словения уже приступали ко второму этапу приватизации, а СССР застрял на обсуждении вопросов хозрасчётных отношений предприятий и регионов.
30 Программа «500 дней» была принята Верховным Советом РСФСР. Горбачёв энергично ее поддержавший и даже широко оповестивший мировую общественность, затем отступил под напором военно-промышленного лобби, которое в ней увидело угрозу своим интересам. «Казалось, что решительный шаг в экономике будет, наконец, сделан. Ведь Президент не мог не видеть: разрыв между политическими и экономическими преобразованиями становится для страны крайне опасным. И вот в самый драматический момент выбора, когда от Президента зависело буквально все, гражданское мужество одного человека спасло бы на Верховном Совете СССР программу “500 дней”, именно этого мужества мы не увидели» [Собчак, 1991: 267].
31 Замена действий декларациями привела к тому, что Горбачёв и его перестройка зажили отдельной жизнью. При этом скорости были разные: Горбачёв двигался не спеша, ведя комбинации по нейтрализации консерваторов, выпуская убедительные документы о необходимости реформ, а перестройка двигалась быстро, с тем самым «ускорением», с лозунгом которого началось его руководство страной.
32 Любой исторический момент, а уж тем более переломный, имманентен различными сценариями развития. «Я лично верю в случайность в истории, то есть в волю человека, – писал академик Дмитрий Лихачёв. – Поэтому такие вопросы, как “что нас ждет в будущем?” не имеют смысла. Нас ждет то, что мы сделаем сами, потому что таких законов, которые бы вели нас по строго определённому пути в истории, нет» [Лихачёв, 2007:3].
33

В новейшей истории решающую роль приобретает субъективный факторы – воля политического лидера. Есть много примеров, когда из-за слабого лидера упускались назревшие реформы, так и противоположных – когда наличие сильной личности компенсировало недостаток объективных условий для революционных изменений8. «Даже если усилия социальных акторов исторического процесса приводят к неожиданным последствиям, они не перестают быть продуктом их действий» [Ядов, 2001: 14].

8. Один из главных организаторов октябрьского переворота Л.Троцкий в своей книге задается вопросом «Если бы Ленин не доехал до России в апреле 1917 года?» (что было, по его мнению, весьма вероятно) и, отвечая на него, делает категорический вывод: «Не будь Ленина, не было бы и Октября» [Троцкий, 1990: 332].
34 В начавшемся 1980-х гг. экономическом кризисе в СССР многое зависело от личных качеств главы государства. «Насколько Горбачёв и высший партийный актив были теоретически слепы и оторваны от реальности, показало впервые проведенное в ЦК КПСС в июле 1989 г. совещание первых секретарей ЦК компартий союзных республик и обкомов партии» [Оников, 1996: 84].
35 Многонациональность страны требовала от его руководителя если и не понимания, то хотя бы уважительного отношения к этой сфере общества. «Казалось, Горбачёв должен был многое видеть и о многом задуматься – ведь он сам происходил с Северного Кавказа. Но последующие события показали, что в национальных отношениях он разбирался хуже всего и в этой сфере совершил самые грубые ошибки» [Лацис, 2001: 206].
36 Его некомпетентность в понимании и оценке происходящих в стране процессов отражали социологические исследования. В августе 1989 г. ВЦИОМ провел по всесоюзной выборке опрос населения СССР по национальным отношениям. Ответы респондентов на вопрос «Что угрожает добрым отношениям между народами?» показали, что даже среди русскоязычных жителей Прибалтики большинство опрошенных (53,2%) главную опасность связывали напрямую с политикой Центра [Левада, 1990: 182].
37

Попытки побудить Горбачёва к реформам.

38 Из-за стремительно ухудшающейся ситуации и отсутствия у Центра реальных усилий по ее улучшению партийное руководство союзных республик оказалось в сложном положении, так как в условиях углубляющегося экономического кризиса активизировались националисты. Руководители республик понимали, что политически обречены, если не сумеют подтвердить свой национальный характер. Специфическая роль компартий республик Прибалтики в тот период состояла в том, чтобы сохранить себя в качестве той политической силы, которая могла отстаивать интересы республик в диалоге с Центром. Но Горбачёв как будто специально задался целью помешать им удерживать власть, его действия и риторика только усиливали позиции националистов. «Характерным было обсуждение в ЦК КПСС. Эстонцы молили: сделайте какую-нибудь уступку нам, хотя бы шаг навстречу, чтобы мы могли показать своему народу, что с нами считаются… Но Горбачёв говорил с ними в приказном тоне, только что не стуча кулаком по столу» [Брутенц, 2005: 394].
39 Положение между молотом и наковальней заставило В. Вяляса, первого секретаря Коммунистической партии Эстонии, взять на себя инициативу. Было решено созвать 16 ноября 1988 г. внеочередную сессию Верховного Совета ЭССР для рассмотрения поступивших. после XIX партконференции предложений, лейтмотивом которых было принятие нового союзного договора. За резолюцию «О союзном договоре» проголосовали 262 из 280 депутатов, против не голосовал никто. Декларация о суверенитете республики, принятая большинством в 258 голосов, устанавливала: «Суверенитет Эстонской ССР означает, что ей в лице ее высших органов управления принадлежит высшая власть на своей территории. В соответствии с этим, статус республики в составе СССР должен быть определен Союзным договором».
40 Результативность эстонского демарша была отражена в выступлении Горбачёва 29 ноября 1988 г. на сессии Верховного Совета СССР, где он согласился с правомерностью назревших вопросов, с которыми столкнулась Эстония, и необходимостью их решения: «следующий этап политических преобразований будет связан с гармонизацией отношений между Союзом ССР и входящими в его состав республиками. На этом этапе будут рассмотрены вопросы статуса республик, расширение их прав в политической, социально-экономической и культурной жизни»9.
9. См.: Известия. 30.11.1988. С. 2.
41 Акция Эстонии подействовала. Хотя Президиум Верховного Совета СССР и отменил декларацию о суверенитете ЭССР, но Центр оперативно отреагировал: была создана Комиссия Верховного Совета СССР по разграничению полномочий между Центром и союзными республиками («Комиссия Таразевича»10), которая работала с декабря 1988 по май 1989 г. В ее рамках была сформирована рабочая группа по подготовке материалов для Политбюро ЦК КПСС по обновлению Союза и развитию федеративных отношений. В нее помимо депутатов и работников аппарата Верховного Совета были включены 17 ученых, в основном правоведы-цивилисты, три экономиста и два социолога, специалисты по Прибалтике (вместе с автором в состав группы входил зам. директора Института социологии АН СССР В.Мансуров).
10. Председатель Президиума Верховного Совета Белорусской ССР Г.Таразевич – тогда Председатель Комиссии Совета Национальностей по национальной политике и межнациональным отношениям Верховного Совета СССР.
42 На заседаниях в основном речь шла о новом Союзном договоре, где должны быть зафиксированы компетенции Центра и республик. Депутаты прибалтийских республик11 обосновывали целесообразность в союзном управлении тех полномочий, которые не могли быть реализованы на уровне республик: финансовая система, энергетика, воздушный, морской и железнодорожный транспорт, государственная безопасность, охрана границ, вооруженные силы, оборонная промышленность, внешняя политика. Остальные сферы – экономику, строительство, сельское хозяйство, здравоохранение, культуру, бытовые услуги передать в ведение союзных республик. Это была та самая децентрализация, которую в СССР неоднократно пыталась осуществить.
11. Академик Р. Кукайне, директор Рижского института микробиологии, министр культуры Литвы Л. Шепетис, заведующая Тартуским горОНО С.Райк – все они коммунисты, депутаты Верховных Советов своих республик.
43 Конечно же, эта инициатива должна была исходить из Москвы. Тем более, что возрастал поток писем в ЦК КПСС с предложениями по разделению полномочий между Центром и республиками. [Симонян, 2011] Общественность прибалтийских республик в тот момент еще надеялась, что их разумные предложения по реформации экономики и федерализма заинтересуют Центр.
44 Шесть лет спустя Горбачёв публично признает правоту этих предложений в своих мемуарах в разделе, посвященном Прибалтике: «запоздалые разъяснения…, партия проморгала…, хроническое запаздывание…, сильно отстали…, потеряли драгоценное время…» и т.п. [Горбачёв, 1995: 512, 513, 514, 517, 518].
45 В силу своей профессиональной деятельности социологи, проводившие исследования в республиках, значительно лучше других обществоведов ориентировались в происходящих в стране дезинтеграционных процессах. Это позволяло приводить убедительные аргументы для принятия в заключительном документе комиссии рекомендации руководству СССР подписать новый Союзный Договор. Главными оппонентами этой позиции были сотрудники юридического отдела Президиума Верховного Совета СССР, которые отстаивали тезис: «Есть Конституция СССР и никакого нового договора не надо». Особую неприязнь доводы социологов вызывали у заместителя заведующего отделом П.И. Седугина, усилиями которого содержание заключительного документа оказалось выхолощенным и практически бесполезным.
46 Через три года я встретил Седугина в Государственной думе, не смог удержаться и спросил: «Пётр Иванович, теперь-то Вы убедились, что в 1989 г. следовало подписать предлагаемый тогда прибалтами новый Союзный договор?». На это он ответил, что «не так важно, как тогда считал я или члены нашей рабочей группы; важно, как тогда считал Горбачёв, и поэтому, какие бы мы не приняли рекомендации, это не могло изменить его позиции». Т.е. до последнего момента сохранялась аппаратная традиция давать руководству только те предложения, которые в полной мере соответствуют его ожиданиям. Этот эпизод точно характеризует сознание и психологические установки партийно-государственной номенклатуры того периода.
47 Для нашей страны ситуация конца 1980-х гг. – это типичная историческая развилка. И одна из самых реальных возможностей воспрепятствовать центробежным тенденциям заключалась в подписании нового Союзного Договора.
48 «Весной 1989 г. еще совсем не было ясно, какое будущее ждет Эстонию и Советский Союз, – напишет в 2000 г. министр культуры Эстонии Я.Аллик. – Хотя Москва выбрала своим представителем на Съезде народных депутатов Ельцина, но власть в Эстонии была еще довольно прочно в руках Вяляса, а в Кремле – в руках Горбачёва» [Аллик, 2000: 145]. Описывая события накануне распада СССР американский советолог Р. Гартхофф, встречавшийся почти со всеми ведущими как центральными, так и республиканскими деятелями перестроечных лет, тоже подчеркивает, что в 1989 г. «только очень малая часть политиков даже в Балтийских республиках призывала к независимости. И вопрос о компромиссных решениях был все еще открыт» [Garthoff, 1993: 395].
49 Для нашей страны ситуация конца 1980-х гг. – это типичная историческая развилка. И одна из самых реальных возможностей воспрепятствовать центробежным тенденциям заключалась в подписании нового Союзного Договора.
50 Какие же очевидные выгоды вытекали из этого Договора?
51 Во-первых, поставив свою подпись под этим документом, руководители Латвии, Литвы и Эстонии тем самым легитимировали бы свое нахождение в составе СССР. Это автоматически повлекло бы за собой изменение позиций Запада, никогда не признававшего законным включение их в состав СССР в 1940 г. Тем самым был бы закрыт самый болевой, самый уязвимый вопрос государственного устройства Советского Союза12.
12. Необходимо отметить родовую черту прибалтов, отличающая их от восточных соседей, – обязательность, уважение к документу. Для современного российского менталитета – это категории, чаще всего, не слишком почитаемые. Хотя для людей, многие поколения которых прожили в условиях постоянного обмана со стороны государства, такое, наверное, простительно. Поэтому иногда о прибалтийских государствах можно слышать что-то вроде «все равно бы ушли». Это характерное суждение я вспоминаю всегда, когда встречаюсь с открытой враждебностью, и даже агрессией, высказываемыми современными молодыми политиками прибалтийских республик к тем, кто составлял советскую политическую элиту этих стран конца 1980-x – начала 1990-х гг.: «Ведь они хотели подписать новый Союзный договор. Если бы они этого добились, то мы сейчас были бы не в ЕС, а в СССР». Такое, понятно, не прощается.
52 Во-вторых, это была инициатива республик Прибалтики, что, несомненно, было и для тогдашнего политического руководства прибалтийских республик, и, тем более, для Центра выигрышным и тактическим, и стратегическим моментом.
53 В-третьих, подписав такой документ и передав вопросы хозяйственной сферы, культуры и образования, в ведение республик (на чем и настаивали их представители в «комиссии Таразевича»), союзное руководство сняло бы напряжение внутри этих республик, выбило бы козыри из рук местных национал-радикалов и сепаратистов.
54 В-четвертых, появилась бы реальная возможность оправдать ожидания населения и начать, наконец, практически, а не на словах, осуществление хозяйственных реформ, причем в наиболее подготовленном для этой цели регионе страны.
55 Таким образом, в тот момент в СССР сложилась необычайно благоприятная социально-политическая ситуация и для перехода к рынку, и для развития государственного федерализма13. Однако отказ от подписания нового Союзного Договора в 1989 г. ставил точку и на реформации и на сохранении СССР.
13. После того как в декабре 1991 г. Горбачёв сложил функции Президента CCCР, газета «Нью-Йорк Таймс» опубликовала статью своего политического обозревателя Дж. Шелла «Важнейший вопрос столетия». Она начиналась так: «Распад СССР задал загадку людям, мыслящим и любящим обсуждать происходящие события. Это было самым важным событием второй половины ХХ века, однако никто его не предсказывал» (The New York Time. 27.12.1991).
56 Далее – агония великой державы.

Библиография

1. Аллик Я. Памяти духовного отца // Таллинн. 2000. № 19–20. С. 132–154.

2. Браун А. Радужные цвета перестройки. Рига // Атмода. 1989. № 3. С.15–27.

3. Брутенц К. Несбывшееся. Неравнодушные заметки о перестройке. М.: Международные отношения, 2005.

4. Вейдеман Р. Четверть века нашей новейшей истории (1982 – 2007) // Вышгород. 2008. № 1. С. 68–83.

5. Горбачёв М. Жизнь и реформы. М.: Новости, 2005.

6. Грачёв А. Горбачёв. Человек, который хотел, как лучше. М.: Вагриус, 2001.

7. Лацис О. Тщательно спланированное самоубийство М.: Московская школа политических исследований, 2001.

8. Левада Ю. Есть мнение. Итоги социологического опроса. М.: Прогресс, 1990.

9. Лихачёв Д. Совесть – гарантия свободы // Время жить вместе. 2007. № 1. С.3–5.

10. Любарский К. В ожидании перемен // Новое время. 1988. № 24. С.29–31.

11. Материалы XIX Всесоюзной конференции КПСС. М.: Политиздат, 1988.

12. Народное хозяйство СССР в 1983 году. Статистический ежегодник. М.: Финансы и статистика, 1984.

13. Оников Л. КПСС: анатомия распада. М.: Республика, 1996.

14. Петраков Н. Инновационный путь развития для новой России. М.: Наука, 2005.

15. Симонян Р. Страны Балтии и распад СССР (О некоторых мифах и стереотипах массового сознания) // Вопросы истории. 2002. № 12. С. 27–39.

16. Симонян Р. Субъективное в историческом процессе // Вопросы философии. 2011. № 3. С. 12–23.

17. Собчак А. Хождение во власть. Рассказ о рождении парламента. М.: Новости, 1991.

18. Титма М. Эстония. Что у нас происходит? Таллинн: Периодика, 1989.

19. Тощенко Ж. Этнократия: история и современность (социологические очерки). М.: РОССПЭН, 2003.

20. Троцкий Л. К истории русской революции. М.: Политиздат, 1990.

21. Хозяйственный механизм в сфере бытового обслуживания: опыт Эстонской ССР. М.: Экономика, 1988.

22. Черняев А. 1991 г. Дневники помощника президента. М.: Терра, 1997.

23. Экономические науки. 1988. № 4. С. 3–4.

24. Ядов В. А все ж умом Россию понять можно // Россия: трансформирующееся общество. М.: КАНОН-пресс-Ц, 2001.

25. Diffendorf K. Russians are coming // Microprocessor Report. 2004. No. 2: 28–39.

26. Dikotter F. Mao’s Great Famine: The History of Chinas Most Devastating Catastrophe. Hong Kong, 2013.

27. Garthoff R. The Great Transition. American-Soviet Relations and the End of the Cold War. Wachington, D.C.: Brookings Institute, 1993.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести